Неточные совпадения
Кухарки людской не было; из девяти
коров оказались, по словам скотницы, одни тельные, другие первым теленком, третьи стары, четвертые тугосиси; ни масла, ни
молока даже детям не доставало.
Крышу починили, кухарку нашли — Старостину куму, кур купили,
коровы стали давать
молока, сад загородили жердями, каток сделал плотник, к шкапам приделали крючки, и они стали отворяться не произвольно, и гладильная доска, обернутая солдатским сукном, легла с ручки кресла на комод, и в девичьей запахло утюгом.
И Левин, чтобы только отвлечь разговор, изложил Дарье Александровне теорию молочного хозяйства, состоящую в том, что
корова есть только машина для переработки корма в
молоко, и т. д.
Рассуждения о том, что
корова есть машина для деланья
молока, были ей подозрительны.
Гуси,
коровы, козы давно уже были пригнаны, и самая пыль от них уже давно улеглась, и пастухи, пригнавшие их, стояли у ворот, ожидая крынки
молока и приглашенья к ухе.
— Отец мой несчастливо в карты играл, и когда, бывало, проиграется, приказывает маме разбавлять
молоко водой, — у нас было две
коровы. Мама продавала
молоко, она была честная, ее все любили, верили ей. Если б ты знал, как она мучилась, плакала, когда ей приходилось
молоко разбавлять. Ну, вот, и мне тоже стыдно, когда я плохо пою, — понял?
У русских можно найти хлеб; родятся овощи, капуста, морковь, картофель, брюква, кое-где есть
коровы; можно иметь и
молоко, сливки, также рыбу, похожую на сиги.
Пищей ему служили виноград, миндаль, гранаты и апельсины с этих же дерев или
молоко единственной его
коровы.
Аксинье поручили надзор за тирольской
коровой, купленной в Москве за большие деньги, но, к сожалению, лишенной всякой способности воспроизведения и потому со времени приобретения не дававшей
молока; ей же на руки отдали хохлатого дымчатого селезня, единственную «господскую» птицу; детям, по причине малолетства, не определили никаких должностей, что, впрочем, нисколько не помешало им совершенно облениться.
Повторяется тот же процесс доения
коров, что и утром, с тою лишь разницею, что при нем присутствует сам хозяин. Филанида Протасьевна тщательно записывает удой и приказывает налить несколько больших кружек парного
молока на ужин.
Утром нам обыкновенно давали по чашке чая, приправленного
молоком, непременно снятым (синеватым), несмотря на то, что на скотном дворе стояло более трехсот
коров.
Сначала поили его
молоком матери, потом стали поить от двух
коров.
Гнездо окончательно устроилось, сад разросся и был преисполнен всякою сластью,
коровы давали
молока не в пример прочим, даже четыре овцы, которых бабушка завела в угоду внучке, ягнились два раза в год и приносили не по одному, а по два ягненка зараз.
Те, которые имеют
коров, предпочитают продавать
молоко, чем есть его; держат они его не в глиняной посуде, а в бутылках — признак, что оно продается.
На четвертой версте от поста находится Соловьевка, основанная в 1882 году. Из всех сахалинских селений она занимает наиболее выгодное положение: она при море, и, кроме того, недалеко от нее находится устье рыбной речки Сусуи. Население держит
коров и торгует
молоком. Занимается также хлебопашеством. Жителей 74: 37 м. и 37 ж. Хозяев 26. Все они имеют пахотную и покосную землю, в среднем по одной десятине на душу. Земля хороша только около моря, по скатам берега, дальше же она плоха, из-под ели и пихты.
Коровы сейчас же сбавили
молоко, а в Хохлацком конце начался голодный падеж.
Действительность представляется в таком виде: стройка валится;
коровы запущены, — не дают достаточно
молока даже для продовольствия; прислуга, привезенная из города, извольничалась, а глядя на нее, и местная прислуга начинает пошаливать; лошади тощи, никогда не видят овса.
— Вот, покуда, что в результате получилось, — молвил он, — ну, да ведь мы с Финагеичем не отстанем. Теперь только
коровы и выручают нас. Сами
молоко не едим, так Финагеич в неделю раз-другой на сыроварню возит. Но потом…
— Нечего годить; скоро мы совсем без
молока будем. Двадцать
коров на дворе, а для дома недостает. Давеча Володя сливок просит, послала на скотную — нет сливок; принесли
молока, да и то жидкого.
Теперешнее его убеждение таково: надо как можно больше производить
молока. Большое количество
молока предполагает большое стадо
коров. Кроме
молока, стадо даст ему удобрение; удобрение повлечет за собой большое количество зерна и достаточно сена для продовольствия рогатого скота и лошадей. Молочное хозяйство должно окупить все текущие расходы по полевой операции; зерно должно представлять собой чистый доход. Вот цель, к которой должны быть направлены все усилия.
— Тюрю, щи пустые. У кого
корова есть, так
молока для забелки кладут.
Поля удобрены ("вон на ту десятину гуано положили"), клевер в обоих полях вскочил густо; стадо большое, больше ста голов (хороший хозяин не менее 1 1/3 штуки на десятину пашни держит);
коровы сытые, породистые; скотный двор содержится опрятно, каждая
корова имеет свой кондуитный список: чуть начала давать
молока меньше — сейчас соберут совет и начинают добиваться, каким образом и отчего.
Порфирий Владимирыч при этом вступлении зеленеет от злости. Перед этим он только что начал очень сложное вычисление — на какую сумму он может продать в год
молока, ежели все
коровы в округе примрут, а у него одного, с Божьею помощью, не только останутся невредимы, но даже будут давать
молока против прежнего вдвое. Однако, ввиду прихода Евпраксеюшки и поставленного ею вопроса о блинах, он оставляет свою работу и даже усиливается улыбнуться.
Земли довольно,
коровы дают
молока по ведру на удой, а лошади — чистые быки.
Вспомнилась худая собака, лизавшая его в лицо, и особенно запах и вкус дыма и кислого
молока, когда он шел за матерью в сарай, где она доила
корову и топила
молоко.
Если прибавим к этому еще десятка полтора кур, то получим совершенно полное и обстоятельное понятие о богатстве молочной красавицы, как называли Жервезу горожане, которым она аккуратно каждое утро привозила на своей мышастой лошаденке
молоко от своих
коров и яйца от своих кур.
Каким образом могла прожить такая семья на такие ничтожные средства, тем более, что были привычки дорогие, как чай? Ответ самый простой: все было свое. Огород давал все необходимые в хозяйстве овощи,
корова —
молоко, куры — яйца, а дрова и сено Николай Матвеич заготовлял сам. Немалую статью в этом хозяйственном обиходе представляли охота и рыбная ловля. Больным местом являлась одежда, а сапоги служили вечным неразрешимым вопросом.
Прошло две недели с приезда Насти к Крылушкину. Он ей не давал никакого лекарства, только
молока велел пить как можно больше. Настя и пила
молоко от крылушкинской
коровы, как воду, сплошь все дни, и среды, и пятницы. Грусть на Настю часто находила, но припадков, как она приехала к Крылушкину, ни разу не было.
— Куры не несутся, — говорил он негодующим голосом, —
коровы молока не дают, поля не родят, мельница издержек не окупает, лес надлежащего прироста не дает — по-вашему, как это называется?
Это воображение рисует ему урожаи сам-десят и сам-двенадцат (в «книжке» они доходят и до сам-двадцат); оно рисует ему
коров, не тех тощих фараоновых, которые в действительности питаются мякинным ухвостьем на господском скотном дворе, а тех альгаузских и девонширских, для которых существует урочное положение: полтора ведра
молока в день; оно рисует молотилки, веялки, жатвенные машины, сеноворошилки, плуги и пр. — и все непременно самое прочное и достигающее именно тех самых результатов, которые значатся в сельскохозяйственных руководствах, а иногда и просто в объявлениях братьев Бутеноп.
— Ну, где еще скоро, поди, чай, дешево дают. Только мне жаль больно, Савелий Никандрыч, кобылу-то:
корова пускай, нешто, плоха была к
молоку, кобылы-то больно жаль, славная была и жереба еще к тому.
Думает, каких он
коров разведет, что ни кожи, ни мяса, а все одно
молоко, все
молоко!
Марья, подоив
корову, принесла ведро с
молоком и поставила на скамью; потом бабка переливала из ведра в кувшины, тоже долго, не спеша, видимо, довольная, что теперь, в Успеньев пост, никто не станет есть
молока и оно все останется цело.
«Трудись, говорит. Мы тоже, говорит, без труда не живем. Когда уже так, то согласнее мы тебе дать
корову и другую с бычком, значит, для разводу. Коси сено, корми скотину, пользовайся
молоком и говядиной. Только греха, говорит, у нас этого не заводи».
Манюся завела от трех
коров настоящее молочное хозяйство, и у нее в погребе и на погребице было много кувшинов с
молоком и горшочков со сметаной, и все это она берегла для масла.
Доили
корову, было слышно, как струя
молока бьёт в подойник. С колокольни сорвался удар колокола, за ним другой и третий — благовестили торопливо, неблагозвучно.
Ну, он хоша здоровый человек, но грустный такой, смотрит на всё и думает: «Вот сволочи! и — откуда?» Земля у него — пожмёшь её в горсти, а хлебный сок из неё так и текёт, как
молоко у
коровы стельной, ей-богу!
У одного человека была
корова; она давала каждый день горшок
молока. Человек позвал гостей; и чтобы набрать для гостей больше
молока, он десять дней не доил
коровы. Он думал, что на десятый день
корова даст ему десять кувшинов
молока.
Но в
корове перегорело все
молоко, и она дала меньше
молока, чем прежде.
— У нас в городе нет правильного ветеринарного надзора, и от этого много болезней. То и дело слышишь, люди заболевают от
молока и заражаются от лошадей и
коров. О здоровье домашних животных, в сущности, надо заботиться так же, как о здоровье людей.
Может статься, в глухую полночь в нетопленой бане в
молоке от черной
коровы варил он лягушку да черную кошку!..
И молоко-то она из чужих
коров выдаивает, и спорынью-то из хлеба выкатывает, и грозы-то и бури нагоняет, и град-от и мóлость [Мóлостьем за Волгой зовут ненастье, слякоть, мокрую и ветреную погоду.] напускает, и на людей-то порчу посылает…
У одного старика заболела жена; он пошел сам доить
корову.
Корова фыркнула, узнала, что не хозяйка, и не давала
молока. Хозяйка велела мужу надеть свою шубейку и платок на голову, —
корова дала
молоко; но старик распахнулся,
корова понюхала и опять остановила
молоко.
Когда настал голодный год, к старушке стало приходить так много ребятишек, что она не могла уже всем им дать
молока от своей
коровы. Трем-четырем даст, а больше и нет, и самой похлебать ничего не оставалось. Не привыкла старушка отказывать, да делать нечего — поневоле отказывает, и бедные ребятишки отходят с пустыми плошками… А такие они все жалкие, испитые, даже и не плачут, а только глядят жадно… Думать о них больно. И не знает старушка, как ей быть и как между всеми молочко делить…
Но купили на последние деньги бурую
корову, чтоб было
молоко для детей.
Господи благослови! стала доить
корову, а дети сели кругом и смотрели, как
молоко брызнуло из вымя в край подойника и засвистело у матери из-под пальцев.
Туда гоняют пастись обывательских
коров, по вечерам они возвращаются в облаке пыли, распространяя вокруг себя запах
молока, останавливаются каждая у своих ворот и мычат протяжно.
— Но откуда же я возьму вам столько денег? — прошептал несчастный. Деревня наша мала и бедна. Нам почти нечего есть. У нас остались только худые, голодные
коровы, и наши дети питаются их
молоком. Если их продать, дети умрут с голоду.
Стал такой говор, а тут к делу подоспел другой пустой случай: стало у
коров молоко пропадать… Кто этому мог быть виноват, как не ведьма; а кто еще бтльшая ведьма, как не старая Керасивна, которая, всем известно, на целое село мару напускала, мужа чертом оборачивала и теперь пережила на селе всех своих сверстников и ровесников и все живет и ни исповедоваться, ни умирать не хочет.
Каждый торопится воспользоваться чем может, и начинается истребление всего — борьба, драка за предметы обладания:
корову молочную, нестриженых котных овец бьют на мясо; станками и телегами топят печи, дерутся за
молоко, за зерно, проливают и просыпают и губят больше, чем пользуются.